< < < 3 апреля. 1:00. 221b Baker street

Джим перебирает пальцами по колючей шерсти одеяла: аккорды, а легкое покачивание ногой – ритм. Теперь здесь слишком тихо, но Джим не слышит тишины, только музыку и свои мысли.

В камере то холодно, то душно, сквозняк, какой-нибудь скрип вдалеке или монотонно выстуки-туки-тукивают капли воды. Джим с улыбкой прислушивается к своим воспоминаниям: пригород Дублина, жаркий полдень, испарина на лбу и сильный запах винограда. Он бежит со всех ног по полю, и большая соломенная шляпа на тесемке, сорвавшись с головы, колотит его по спине.

Нет, это гроза в какой-то шотландской деревеньке, стук дождевых капель по широким листьям деревьев; важно и влажно пахнет сырая земля. Он стоит, прижавшись к стволу, и кажется, что от раскатистого грома у него шевелятся волосы на макушке.

Он вспоминает свой первый поцелуй: рыжие девчоночьи косы, ее смех
Первая любовь – несколько лет спустя: чужие сильные пальцы в темноте переулка.
Холодное лезвие ножа на вкус: синяки на скулах, сломанное ребро. Первая и последняя. Солнца много было, кажется, только в его детстве; потом не сошлись. Джим глубоко вдыхает и чувствует и виноградный сироп, и озоновую свежесть, солоноватый запах металла и сладкий цветочный дурман.

Может показаться, что ему одиноко в этой камере. Но это не так.

Они еще не знают (не верно: и не узнают), что за сокровище им досталось: произведение искусства, изящество линий, совершенство разума. Маленький Томми-Том (а может и я, а может и нет), ограбление – прости, старушка! О’Лири, деревенщина, что ты забыл здесь, в Лондоне.
О, многое.

Свой кроткий взгляд и возможность поразвлечься; немного адреналина – но не того, внутривенно.
Быть может, свою привычку слегка влюбляться в кого попало. Какая разница.
Джим ждет.

Может показаться, что ему одиноко в этой камере – пустынной, гулкой, с жесткой кроватью и мертвенно-белым светом ламп. Может показаться, он сошел с ума.
Это, конечно, так.

Джим шепчет, напевает с улыбкой. Красивое имя.
Вот же он, сидит рядом, на идеальном лбу идеальная морщинка; молчит, моя спящая красавица. Так дай же я тебя разбужу.
Сейчас или через пару дней: не имеет значения. Джим ждет: время проходит (с трудом; блуждает) в молочном тумане, сонном мареве, где Мориарти не трудится выныривать из своей головы; каникулы – хорошая новость для мозга. Из-под пальцев по одеялу, спеша сбежать, вырываются мелодии – запертые в чьих-то мыслях. Джим слышит: чьи-то шаги – гулкие, за толстыми стенами его камеры. Казенные башмаки на опухших, толстых ногах, принадлежащих не менее одутловатому телу разленившегося охранника Боба. Легкая, обреченная поступь следом; недоуменная задумчивость. Сюрприз, мой мальчик. Джим опускает голову, упираясь подбородком в грудь, и прячет торжествующую улыбку. Раз, два, пятнадцать шагов, двадцать три, помножить на два. Слышит дежурное уже: «дрыхнешь, поганый ирландец?», слышит и звон ключей, и глухой грохот металлической двери рядом (слишком уж массивной, но может быть, только так с ними и надо), скрежет замка. Обратные двадцать. Угадывается чужой вздох не по расписанию - и
Снова все тихо.
Эти ночи очень, очень темные. Почему все случается ночью? Джим не знает. Он говорит:
«Привет, Шерлок Холмс».
Он знает все слова, что хочет сказать ему, все вопросы, что собирался задать. Едва ли решится и на половину: иначе не интересно.

Джим слышит чьи-то шаги.
Первые аккорды их новой истории, запах самых сладких конфет.

Снова этот голос –  совсем рядом, не через прослушку или переменчивую искаженность мобильных сот. Если закрыть глаза, то можно услышать даже его чуть сбившееся дыхание, нет, снова ровное. На расстоянии вытянутой руки – но пальцы ловят только воздух.

Джим смеется и высоко тянет с сильным акцентом, так, что почти не разобрать слов:
– Нет-нет-нет, мой дорогой, не так быстро, – он даже не пытается убрать из голоса извращенное это удовольствие расставившего силки охотника и наблюдающего самую красивую птицу, попавшую в них. – Всего лишь Том, дорогуша, помаши папочке!

Он жмурится и качает головой.

– Как тебе нравится мой сюрприз? Мой подарок, Шерлок! Так старался тебе угодить. Соскучился по мне, не так ли? Но мой застенчивый птенчик слишком скромен, чтобы об этом сказать. Эти его залившиеся стыдливым румянцем щечки, да, Шерлок?

Что из этого он сказал вслух, а что под веселенький аккомпанемент пронеслось в его прокисшей от безделья голове – не важно. Джим еще немного следит за цветными пятнами на внутренней стороне своих век, прижимается спиной к холодной стене камеры, щекой – к шершавой ее штукатурке, и вдруг шепчет  – хотя и не шепчет вовсе – разборчиво и четко:
– Никто тебя не вытащит отсюда, Шерлок Холмс. Ты будешь здесь ровно столько, сколько я захочу.

Он стискивает в кулаке край одеяла. Эта злость, откуда она, всегда с ним; привет старой знакомой, от этой рептилии за стенкой разгорается внутри только хуже.

- СКУЧНО! - рявкнул Мориарти. Что за обвинительный тон, что за глупости, не вздумай меня разочаровывать..
Джим презрительно скривился.

- Говорить с тобой? Не-е-ет. Это лишь гарнир к основному блюду, Шерлок, ты уже постелил салфетку и помнишь, для чего вторая вилка справа? Чего пожелаете, устриц? Немного вина? Попробуйте суп из шампиньонов, он сегодня дивно хорош!

Ему хотелось видеть его лицо. Злое, непонимающее - прекрасный десерт, почти как клубника. Но этот недостаток его плана был одновременно и его достоинством, только лишь голос, тягучий, то громкий, то тихий, ломкий или переливчатый - прямое попадание прямо..

- Я хочу поселиться у тебя в голове, Шерлок. И, поверь, я там окажусь, - такая себе откровенность. - Совсем скоро - я позабочусь, чтобы мучиться ожиданием тебе не пришлось.
Чего скрывать. Быть вежливым - хороший тон. Мориарти усмехнулся.

- Или, может быть.. - с деланной недоверчивостью ли, удивлением начал он, - ты уже.. Ты помнишь - вряд ли забыл, хотя столько событий, не так ли? - ты помнишь нашу встречу в бассейне, Шерлок?

- Вдруг мне снова не удалось произвести на тебя впечатление?
Смех – высокий, нервный, рваный, затих так же резко, как и раздался.
- Почему не охранник? Столько рычагов психологического воздействия… Почему заключенный?
- Нет-нет-нет, Шерлок, - Джим притворно поцокал языком. – Давай хотя бы раз побудем с тобой на равных условиях. Ты же не против? Или тебя возбуждал только прицел снайпера?
В голосе – смесь удивления и разочарования. Как же так, малыш Холмс? Для тебя же стараюсь – хоть раз в жизни научись ценить то, что плывет тебе прямо в руки. Целый диапазон возможностей! Беззвучный судорожный вздох – эмоциональный откат – первая ступень: эйфория – отходит на второй план. Джим отлип от стены, расслабленно выдыхая. Веки плотно зажмурились – вновь, раз за разом прогоняя перед внутренним взором ядовито-кислотный рой мошек. Как отражение собственных мыслей и извращенных мотивов – скачут, переливаются всеми цветами радуги. В районе виска размеренно постукивает знакомый молоточек, а губы непроизвольно растягиваются в улыбке.
Джим Мориарти шумно втягивает застоявшийся воздух.

Тук – уперся головой о твердую поверхность, сквозь футболку приятно холодит спину ледяная стена.
Такое наслаждение – дышать с врагом одним воздухом. Можно запустить ядовитый газ в камеру и слушать, как он задыхается, издавая напряженные всхрипы. Безумное удовольствие – понимать, что никто не вытащит их отсюда. Никаких сообщников – иначе теряется весь смысл происходящего.
Топ-топ-топ. Маленький шарик запрыгал по камере, отскакивая от стен раздражающим эхом. Намеренно отвлекающий фактор – ведь визави терпеть не может когда что-то издает звуки извне, мешая размышлениям. О, думать здесь не выйдет – это основная цель пребывания Джима здесь. Дать понять элементарную вещь: нет, дорогуша, ты не спрячешься от меня даже за решеткой. Что скрывать, даже на том свете не скроешься, ведь Джеймс Мориарти доберется до тебя везде и такая банальная вещь как смерть его не остановит.

- Открою тебе тайну, мой дорогой, - Джим понизил голос – этакая доверительно-клоунская интонация. Пародия на самого себя всегда выходила особенно удачно. – Ты не представляешь, как много людишек считают, что гениальный Шерлок зарвался - и никогда не сможешь представить.
Тихий смешок, монотонные постукивания шарика об пол. О, сколь многое хотелось сказать и какое количество усилий требовалось, чтобы выдавать фразы дозировано, не проваливаясь в_то_самое_состояние, что Джеймс называл игровым азартом.
- Я пробил брешь в твоем разуме, в твоей защите, в твоей репутации. Не сомневайся, что до твоего сердца я доберусь так же легко.
А ведь я предупреждал тебя, Шерлок. Какое счастье, что ты так и не послушался  – такое веселье могло пропасть, не так ли?

Нет, на этот раз никаких избитых ребусов. Время интеллектуального стриптиза прошло, да и первую стратегическую ошибку Холмс уже совершил. Заговорил с ним. Дал сигнал к началу действий. Уж на что, а на человеческие слабости у Джима было звериное чутье. Кто сказал, что Шерлок Холмс – человек без уязвимых мест?
- И пока нам обоим не спится, я хочу немного поиграть с тобой.
Джеймс развязно улыбнулся темноте.
Эта ночь обещала быть длинной - очень длинной.
Самой длинной.

С каждой фразой, с  каждой ноткой равнодушия, которое Джим улавливал совершенно отчетливо – сердечный ритм учащался, ровно как и сбивающееся время от времени дыхание. Пальцы машинально сжимают край одеяла, комкают некачественный хлопок – невозможно не обратиться в слух. Заслушаться просто. Глухое разочарование напополам с пониманием, дорогой враг решил вести свою игру и настойчиво гнет линию. Джим потер висок внутренней стороной запястья. Черт побери, Шерлок, ты уже упустил свое время. Смирись с ролью жертвы обстоятельств, перестань артачиться и сопротивляться – неужели тебе мало унижений?

- Замолчи, - простонал Мориарти, отбрасывая мячик. Звонкая резина со стуком укатилась куда-то в угол. – Холмс, ты в камере, полностью в моем распоряжении. Я бы на твоем месте даже не притрагивался к пище – впрочем… - Джим выдержал почти влюбленную паузу. - …кому я объясняю, тебе ли не знать о свойствах медленнодействующих ядов? Ты до сих пор любишь молоко? А вдруг тебе принесут не молоко?
Не слова, поток эмоциональных фразоизвержений. Его не видят, нет особой необходимости рисоваться, и это самое сладостное, что есть в их маленьком приключении. Здесь они могут полагаться лишь на себя, на свои чувства и на свой разум. Короткие ногти мягко, почти по-кошачьи заскребли по стене.
- Никакой охраны, дорогой. Никого лишнего. Только ты и я. Наши задушевные беседы и моя любимая игра.
Уголки губ задрожали от тщательно сдерживаемой улыбки. Чистое предвкушение. Если бы подобные ощущения можно было растягивать до бесконечности… Джеймс подсел на них, а с подобных стимуляторов так просто не соскакивают.

- Представь, что между нами – детектор лжи нового поколения. Я задаю тебе вопросы, ты на них отвечаешь. Предельно честно, - неожиданно тихо вышепнул Джим последние два слова, любовно скользнув по стене кончиками пальцев. Если закрыть глаза, то можно представить, что он касается соперника. Измеряет его пульс. Прислушивается к сердцебиению. Есть в этом что-то невыносимо интимное. Не так уж и просто почувствовать, когда лукавит данный оппонент – практически невозможно ощутить так, как просто Джим обычно считывает остальных – и это одна из причин его зависимости от. В Холмсе это привлекает, интересует, затягивает – и так же откровенно и незамутненно раздражает. До дрожи.
– А если мне не понравится ответ или же я пойму, что ты лжешь мне, Шерлок… - Джим расслабленно усмехнулся, скользнув взглядом по вентиляционному отверстию и излюбленным клоунским тоном продолжил информирование собеседника. - То те, кто находится с нами в соседних камерах… брык. Ну, как тебе идея?
Джеймс не собирался трогать опустившихся маргиналов – природная брезгливость брала свое. А вот совсем рядом находился чудный, совершенно необыкновенный мальчик-оборванец, так не вовремя попавший в поле зрения полиции.

Игра в лучших традициях Томаса Харриса, разница лишь в том, что между ними бетон, а не стекло. Когда-нибудь, возможно, прогуляемся с тобой и до психиатрической лечебницы. Джим слышал, что в некоторых филиалах палаты разделены окнами. Побывать не довелось, хоть и предлагали.
- Мне нужна правда, которая меня устроит. - Почти шипение в ответ.
И крутись как хочешь. Холмс практически вынудил его на банальную и предсказуемую реплику.
Как же раздражал этот спокойный и невозмутимый сыщик – наверняка прилип к койке и не двигается с места, полагая, что Мориарти потрещит часок и успокоится. Ошибаешься, гений. Целое искусство - плести нить рассказа, опутывая оппонента паутиной красочной, но сладкой лжи – только ты понял еще одно, иное значение слова "паук", верно? Нитки-ветки-марионетки, конечно, не менее весело, но сие - ничто, по сравнению с тем чувством, когда наблюдаешь за плодами чужих усилий.
Что требуется для красивого финала? Всего лишь небольшая инструкция и минимум декораций. Молоть языком – тоже профессия и Джим главный специалист в этом цирке. Другое дело, что за его словами стоит сила, противиться которой все равно что беседовать со стеной. Такой каламбур.

- Зачем? Ты знаешь, что мне нравится в тебе больше всего, Шерлок, - усмешка на высокой ноте. - То, что ты можешь быть кем угодно, пока играешь белыми.
Привычные забавы - не театр одного актера, не очередная миниатюра, но чистой воды самолюбование и наслаждение ситуацией. То, чего обычный человек не может себе позволить ввиду своей ограниченности и страха перед всем, что не укладывается в положенные нормы.
- Мы похожи: мы оба ищем, но не находим, - Джеймс расслабленно осклабился на выдохе и улыбчивая маска соскользнула, обнажив острый оголенный нерв.
Спокойствие подобно наготе.
Можно сколько угодно мерить шагами камеру, и если прикрыть глаза, то увидишь размытый сгорбленный силуэт сквозь стену. Слух чутко улавливает каждый шорох по соседству. Губы растягивает жутковатая усмешка, соскользнувшая так же молниеносно, как и появилась.
- Представляю твое лицо сейчас – ну да, разумеется, куда Джиму Мориарти до Шерлока Холмса, ведь он двигает фигуры не того цвета!
Почти_скороговоркой, четко проговаривая каждый слог – и тон срывается на грубое фа-бемоль, обрывая ровное полотно нот, плавно переходящих из одной в другую. Вдох. Шаг назад, пару мгновений буравя стену ненавидящим взглядом и последующая фраза несет издевательски-доверительный оттенок:
- Скажи мне, Холмс, в качестве платы за откровение: теоретически ты бы смог играть на моей стороне?

Отредактировано James Moriarty (2012-05-22 04:36:22)

Впервые сравнение с кем-либо не вызывало отторжения. Они никогда не будут играть одним цветом, ведь им тесно даже по разные стороны баррикад, и даже Вселенная не вместит обоих. Один лишь факт существования Холмса заставлял Мориарти задыхаться и, черт побери, он не верил, что Шерлок не чувствует то же самое, зная, что его враг дышит с ним одним воздухом.
Просто Джим не скрывал своей одержимости.
Шерлок ничего не чувствует в принципе, находясь в непосредственной близости с соперником. Боится проявить себя? Эмоции равны слабости, да, конечно...
…просто Джим никогда не был трусом.
Где сейчас его привычная большинству нетерпеливость, истинно подростковое упрямство, вечный взгляд свысока? Рядом с Мориарти Шерлок мгновенно старел на десять лет и это непередаваемо раздражало. В такие моменты он до жути напоминал своего заносчивого братца.
Сказать ему?
Вот младшенького передернет.
- И тебя устраивает роль серого кардинала, - уточнил Джим  - скорее для себя, нежели задавая Холмсу очередной вопрос и с едва различимой ноткой яда присовокупил: - Совсем как нашу принцессу.
Откровенно скучающий тон резко скакнул на иную, более оживленную отметку. Интересная семейка, есть определенное сходство. Даже братцы-индиго в наличии у них обоих. Если Шерлока было просто приятно затягивать в сети, играясь, неторопливо выдергивая из крыльев птенчика пушистые перья и постепенно вытягивать из него все соки, то Майкрофт интересовал Джима больше с экспериментальной стороны - потыкать пальцем и посмотреть, что будет. Уж слишком предсказуем был старший Холмс, не было в нем того, что так притягивало в Шерлоке – безрассудства, позерства и фанатичного взгляда при виде трупов, что придавало последнему особенный шарм. С точки зрения Мориарти, разумеется. Было во всем этом что-то знакомое и родное, пусть он и смотрел с другой колокольни.
- Ты умница, Шерлок, замечательный рассказчик. До меня тебе далеко, конечно, - Джим откровенно ухмыльнулся, "подсластив" пилюлю. – Но учитывая вопиюще неромантичную обстановку, справляешься неплохо. Это все очевидные вещи, почти пустой треп, а твоя позиция смахивает на лицемерие, не находишь?
Утрировано, поспешно, слишком прозрачно. Должно разозлить. Пальцы вновь мягко царапнули по гладкой стене. Ближе. Ближе к телу, Шерлок, пока подпускают.
Читай мои мысли.
- И раз уж ты столь мудро подметил наше сходство, ответь мне - в чем наше главное различие?

Возникшая пауза – тонкая, звенящая, эмоциональная. Чем сильнее взвивался Джеймс, тем больше каменел Шерлок. Пространство пропиталось свежим озоном.
- Тебе ли не знать, что большинство людей не заслуживают даже этого. Но мои маленькие проказы не имеют к тебе никакого отношения, это так… разминка перед большим делом. – Джим рвано дернул плечом. – Никто и никогда не понимал моих мотивов. Какая ирония - даже ты не понимаешь!
Сам не заметил, как снова сорвался. Добро пожаловать домой, дорогой. Это глупое состояние, когда сам не знаешь, чего хочешь, но жить без этого не можешь, нужно давить на корню.
- Ответ неверный, - Джим поморщился, не скрывая разочарования. Думать вслух – удел непостоянных. Апатия и тянущее ожидание привели их сюда. – Ты промахнулся, дорогой. Ми-мо… - скучающе протянул Мориарти последнее слово.
Ах, это искусство интонаций. Точка поставлена, но миллион слов повисли в воздухе. Больше нет желания оттачивать на Холмсе-младшем запас остроумия.
Соседняя камера пахнула безразличием. Обычно дети радуются, когда вытаскивают из рождественского пирога пластикового Иисуса. Джеймс тоже мог показаться безразличным, но слишком много полутонов в голосе, слишком резко блестят глаза. Существо жадное до событий, яростно билось внутри, подергиваясь в предвкушении чего-то нового, но обретенный прилив энергии ушел также быстро, как и возник. Острота момента, встреча взглядов – самое важное, что может произойти. Три дня назад они встретились глазами. О, как много может прояснить эта простая процедура обмена. Так начинаются войны и заключается перемирие, так теряется свобода и подписывается приговор.
Приятно, когда тебе отвечают взаимностью.
Джим потер висок, несколько возвратно-поступательных движений, спускаясь ладонью к затекшей шее - старая как мир механика, почти как секс – и опустился на кровать. Продавленное ложе тихо скрипнуло под его весом.

***
Лучше бы это был подвал, по краям которого лилась вода, заплесневевшее место, где все слова казались бы лишними. Не антуража ради и удовольствия – нет, совсем не для этого. Посмотри на них, шепчет внутренний голос, посмотри. И Джим смотрит в море суетящихся тел.
Острый неприятный запах дыма принес обрывки событий.
Люди в белых халатах, мелькающие в окошке камеры, молодой парень с татуировками по всему телу и тонкой паутиной шрамов на запястьях – Джим приметил его еще на входе, стояли почти вплотную, едва ли не соприкасаясь плечами, обоих повязали почти за одно и то же: распространение и употребление, так забавно. Запах обгорелой плоти скользит, распределяется по ограниченному кубу камеры и Джеймс нервно сглатывает от отвращения. Словно гарь скользит по влажному тоннелю пищевода. Еще тогда анорексичное нечто показалось созданным из влажного тумана, да и сейчас, судя по гремящей каталке, пресловутое дитя ночи оказалось едва не легче эфира. Кто мог знать, что понесут именно с этой стороны, травмируя и без того шаткое чувство прекрасного. Не забивай себе голову, малыш, шепнуло то самое чувство чужим, но знакомым голосом. Был ли когда-нибудь еще кто-то особенно значимый, кроме?
Несколько безмятежных секунд и Мориарти вернулся туда, откуда начал.

Грузные шаги – трое… нет, четверо.
- Доброе утро, - почти жизнерадостно поприветствовал Джеймс пустоту. – Эй, по ту сторону, никого не задело? Как насчет того, чтобы переехать в более комфортабельный номер?
Шаги стихли, две пары ног прошли дальше по коридору. Вместо поворота ключа тишину нарушил грохот выдвигаемого лотка. Всего лишь завтрак.

Готов сгореть, лишь бы развеять скуку.
Что сейчас до великих замыслов любого цвета, когда завтрак был почти поглощен, а мысли занимал лишь тот факт, что желтая роза могла послужить неплохим украшением к завтраку вынужденного оппонента. Всякий раз, когда приходилось повторяться, Мориарти демонстрировал сопернику свой неповторимый почерк, некий опознавательный знак, вроде тех, что оставляют туристы на лондонских достопримечательностях: я был здесь, - но следует заметить, что неисправной проводки с последующим переселением контингента на этаж выше, до сей поры не было. Иногда приходится жертвовать изяществом ради цели.
На то есть причина и она никого не касается. Очередная причуда последних дней.

Неслыханная щедрость – оставить Шерлока на растерзание собственным мыслям, позволяя тому постичь, каково это – быть полностью свободным от тех факторов, что отвлекали. Наиболее раздражающим, разумеется, являлся столь дорогой Холмсу сожитель, обладающий необъяснимой способностью перетягивать внимание детектива с Джима на себя. Горьковатый привкус в котле со сладким зельем, оттенок трезвости в пьянящих испарениях. Это была загадка, понять которую до конца не предоставлялось возможным. Загадка, которую не стоило и разгадывать – лишь устранив одно из слагаемых, можно получить нечто интересное и будоражащее разум. О сложности уравнения Джим в кои-то веки не задумывался. Только о решении. Продуманным, изящным, новым, опровергающим все известные способы.

Спустя час тишины даже идея пошарахаться с Холмсом по его извилистому мыслительному лабиринту – за компанию – показалась Мориарти заманчивой.
Тьфу.
Вникать в суть красочных суждений и неожиданно благородных мотивов… Еще пара минут и пресловутая проклятая тишина впаяет его в пол, на котором сидел. Не имея веса, она струилась сквозь тело, задевая оголенный нерв – а ведь всего лишь второй день взаимоубивания о высокие материи. Перспектива провести таким образом пару вечностей, откровенно говоря, не впечатляла, а на тему счастливой загробной жизни можно развлечься и потом.

На этаже оставалось три человека: Джим, Шерлок и вечно спящий охранник, не переваривающий ирландский акцент, который Мориарти в порыве вдохновения радостно прилепил к родному английскому в момент задержания. Джим отчаянно заскучал, а Шерлок мог перезаряжаться годами, мыслительный девайс-мастадонт, под кодовым названием "чертоги разума" при свете дня не казался таким завораживающим, чтобы просто дать детективу спокойно поразмышлять. Слишком широкий жест. Хватит и того, что Джеймс не стал жертвовать всемирным брендом (читай, собственными частями тела), поселившись на расстоянии. Понятие относительное, но все же.

- Шерлок, милый, то что – обиделся?

При всем большом желании вопрос не трактуется как сочувствующий. Капризная и приглашающая интонация трудного подростка  - воплощение игривого сарказма – Джим снова обрел дар речи (от слова бред).
Неохота дозировать.
С одной-единственной фразы натекло на целую тираду.

Касаемо победы.
Ирэн Адлер. Выполнив свою часть договора доминантка исчезла и, если верить отчету, что Джеймс успел окинуть за пару часов до своего задержания, бесследно исчезла из Лондона; во всяком случае, ни один отель не регистрировал ни один из известных ему псевдонимов. Создать новую личину не так уж и просто, надо бы узнать, кто именно предоставляет ей такие услуги. Печется о безопасности, ну надо же. Что-то вроде этого Джим и предполагал, но тот факт, что секс-работница вновь ускользнула прямо из-под носа, неприятно царапал самолюбие.
Что скрывать, блеск в глазах Ирэн Джиму крайне не понравился – еще тогда, в номере, где они обменивались краткими, но многозначащими репликами. С нее станется вплести малыша Холмса в очередную авантюру, а затем гордо удалиться, попутно отхватив схему расположения ядерных боеголовок и пару компрометирующих видеозаписей. Оставалось ждать ее прокола, но изворотливость Адлер – о, эта чертова женская изворотливость, - притча во языцех и Мориарти не мог допустить, что однажды она сработает против него. Когда дело касалось личного кубик-рубика, Мориарти становился куда более жутким собственником, чем обычно.

- …Даже если и обиделся… - Джеймс с ленцой махнул рукой, - это не послужит оправданием. Ну же, Шерлок, скажи "здравствуй, папочка!", ты же не хочешь перейти на хлеб и воду? - не тягучий полусветский монолог, не приторно-издевательские интонации, но мерцает медовый блеск в глазах. Сегодня соседняя камера выдавала дружелюбие с особой скупостью.
Персональный ад. Капкан, идеально подогнанный под размер зверька, кто-то другой мог пройти мимо, но не Холмс. Расплата за излишнюю самоуверенность, сладкий-сладкий по своей природе эгоцентризм и безоблачную веру в собственную исключительность. Тебе ведь нравилось верить в свою неуязвимость? Сотканный из криминалистической пыли и надрывных звуков скрипки: раны заживали мгновенно, и никакой наркотик не мог повлиять на чрезвычайную ясность мысли. Да и что могло произойти с тем, кто предугадывает фактически все?

Ты помнишь пыль, устлавшую Бейкер-стрит вдоль и по прямой? Этаж жилого дома, вспыхнувший в долю секунды и рассыпавшийся яркой карамелью под крики детей и взрослых; шум города, сдавленный плач в динамик и призрачный шанс на выживание? Кровавый стук азарта в ушах? Ты помнишь вальс водной глади над потолком, Шерлок?

Едва заметная дрожь пальцев, надежно придавленных затылком, пламя беснуется на внутренней стороне век. Джим прикрыл глаза, но пламя успело отразиться в них. Стены камеры съехались, вновь обретая четкость. Втянул спертый воздух. Остальные подробности помнить не стоило.
О том, как поглощались химикаты собственного изготовления – чтобы проверить! – что случится; как через плечо летела шальная пуля в бетонную стену - на спор, без шанса на анализ, куда она отскочит. У иного – прозрачные тянущиеся трубки с глюкозой, впивающиеся в мраморно-белую кожу, знакомое невозмутимое лицо у постели, звон мобильного и первое за всю жизнь-карьеру отклонение вызова. Заверения врачей. Уничтожение личной лаборатории, которую пришлось воссоздавать заново.
Наша прекрасная, похожая, удавшаяся во всех смыслах жизнь не стоит и пенни, так почему у других она должна стоить дороже?

Стрелки воображаемых часов зашкалили за полдень, грохот лотка разрезал тишину. Теперь к желтой розе захотелось присовокупить и револьвер - Холмс с его тягой к истории криминалистики явно оценил бы намек, но повторять исторические ошибки не хотелось.

Отредактировано James Moriarty (2012-09-22 00:31:31)

Мягкие шаги в непроницаемой тишине, беззвучное дыхание рвет ее на лоскуты - и трещит пространство в радиусе метра: эти мягкие ткани, такие уязвимые - Джеймс пускает кровоток на поток, и давят - стены, потолок, и дышать уже невыносимо. Слишком мало.
Слишком тесно, не развернуться в этом длинном коридоре. Томми упрямо передвигает ножками, минуя железные двери, невольно вдыхая затхлый аромат из опустевших камер; морщится, но не дает себе послаблений, ведь уже несколько минут на волю рвется ликующий Джим. Только пройти этот злосчастный коридор, не обращая внимания на бесцеремонные толчки сзади - хорошо, стараясь не обращать, - на пути к свободе. Правила внутреннего коридорного движения стоит соблюдать. "Алиби", "презумпция невиновости", "ложное обвинение" или "свидетельство в защиту" - о, как удобны эти понятия в профессиональной сфере, и как чудесно, что не приходится задействовать их в полном объеме.

Свобода пахнет металлом, дымом и подозрением - что за дурацкая привычка обшаривать еще и на выходе, прежде чем выпустить честного гражданина, - да еще и личностями, у которых мускулы так успешно компенсировали хоть какой-либо намек на интеллект, что Мориарти почти поверил во вселенское равновесие. Словно в цирк сходил и не один.
Кстати, насчет цирка - отличная работа, Себастиан, - тянет губы привычная улыбка, ладони перехватываются на полпути к карманам, рвется цепочка слов: не время для развязного тона. Эти детективы-консультанты такие резкие, такие обидчивые, того и гляди не устоят перед искушением, подпортят и без того помятый вид.
Путь к чужой свободе пахнет зеленью, легким паром от колес, расчерчивающих лондонскую влагу. Совсем немного - смогом и нервозностью, ужасом и изумлением. Порох не пахнет ничем, или же Мориарти просто разучился различать его запах. Как и не чувствовал аромат собственного одеколона. Зато алые точки, обрывающие жизни в считанные минуты, Джим не мог перепутать ни с чем.

Ты все еще ждешь меня, Холмс? Не дергаешься из стороны в сторону, разрываясь между желанием вырваться из цепких лап полиции и стремлением выжить - такая маленькая, человеческая прихоть, суть которой Мориарти никогда не понимал. Хотя... понимал. Умереть бессмысленно - по меньшей мере, было бы обидно.
Ему обидно, детективу - какая досада - просто-напросто страшно. Оттенок человечности, заставляющий то разочарованно закатывать глаза, то задумываться над тем, как можно его использовать. Ответ крайне прост.
Джим пересекает здание: от главного входа к запасному выходу.

Круг замыкается и это становится его любимой и неповторимой стратегией. Неназойливо обозначенной позицией. Полигон сменил место на их маленькой, но путаной карте. Сможешь ли безбоязненно ступить на новую тропу? Мутно усмехнулся, осторожно переступая по смеси из гравия и колотого асфальта - встреча старых друзей, не иначе. Радость, во всяком случае - неподдельная, вечно расширенные зрачки искрятся энтузиазмом.
- Привет, Шерлок Холмс, - вновь возвращаясь туда откуда начал.
Случайностей не бывает.
Интересно, кто-нибудь думал, как прекрасно звучит его имя? Тихо, с придыханием, шуршит осенней листвой, мягко перекатывается на языке. То, что они стоят возле трупа Джим, на пару мгновений увлекшийся сравнениями, словно не заметил.

- Я не стану пить с тобой чай, Шерлок, - возмущенно ответствовал Джим и добавил с откровенной обидой: – Ты пытался меня убить, – озвучил очевидное. - Я тебе не доверяю, - подвел красноречивый итог. – Но в одном ты прав: я чертовски рад тебя видеть, дорогой. Безмерно, - на пару секунд между губами сверкнула белоснежная полоска, как дань удачной остроте. Джим неторопливо шагнул вперед, пнул мелкий камешек. – Кто-то за гаражами курит травку, кто-то занимается более интересными вещами. Что ты мне еще расскажешь о своем отрочестве, Шерлок?

Десять.

Вежливость сквозит в каждом жесте, но последняя фраза прозвучала невообразимо нахально. Нет, милый, только не задавай вопросов. Одно лишнее слово развеет все сомнения и осветит неприглядную правду. Палец прижался к губам, замыкая поток, легкий наклон головы. Мы столько месяцев вместе, Холмс, ты знал меня анонимным голосом на другом конце провода, неизвестным визави и наконец идеальным врагом, обыгрывать которого – одно удовольствие. Мы столько пережили вместе. Словно семейная пара. Я знаю, что тебе интересно, Шерлок.
- Лично мне интересно куда ты кинешься сначала – к своему маленькому смешному другу или оприходуешь тонкие родственные связи? – с любопытством протянул Джеймс, не особенно рассчитывая на ответ. Трогать первого – так очевидно, так предсказуемо и времязатратно, второго - только попытайся попытаться. Когда-нибудь – возможно. Но не сейчас. Мориарти качнулся на носках, с видимым удовольствием втягивая в легкие относительно свежий воздух. Ощущение свободы – более острое, кислород раздувает и плавит губчатые легкие и плывет вместе с восхитительно быстрым током крови. Не Альпы, конечно, но и не газовая камера. Все же Джим должен был признать: тюрьма – это скучно, блекло и душно. Без компании в ней никуда. Сплошное расстройство. Мориарти лениво шагнул вперед. Внутри зудело странное и непонятное желание уменьшить дистанцию, раз непробиваемый собеседник каким-то неведомым образом держит себя в руках. Алая точка сместилась к плечу, Джим сдержал улыбку.
Почти непробиваемый.

Восемь.

- А может… - откровенно наигранный жест, споткнувшись на полпути, мнимое изумление в глазах. Театральная пауза, полная псевдоскорби, и вдохновенное продолжение: – ты неожиданно понял, что твое отсутствие – единственный оплот, на котором зиждется чужая безопасность? Можешь лишить их последнего оплота, конечно, – Джим укоризненно покачал головой, подойдя практически вплотную, в очередной раз отмечая неприятный факт, что детектив куда выше него. Невыносимо хотелось заглянуть в глаза, но в ответ приходилось терпеть взгляд сверху вниз. Мориарти склонил голову набок, нацепив улыбку с намеком на снисхождение: – Мне абсолютно все равно, выберешься ты из этого или нет. Шерлок Холмс нужен живым и на свободе, когда небезызвестный квартет не заставит себя ждать – и обещаю! – Джеймс восхищенно стрельнул глазами, – твой выход будет фееричен - я позабочусь о том, чтобы ты был на коне. Лично. Раз уж агнец снял семь печатей - кстати, я всегда думал, что он все-таки участвует в основном веселье, - обидно будет не завершить начатое. Если нет, нам придется пойти против системы, что за правило, которое нельзя нарушить, не так ли? - Рука метнулась к волосам, взъерошивая затылок, Мориарти развернулся, отмеряя колотый в пыль гравий под ногами парой шагов. Поворот. Уголки губ снова дрогнули – не время смеяться, но выдержка снова сдает. – Ну согласись. – Развел руками в широком жесте. Констатация факта. - Я – это что-то.
Кто сказал, что десять минут – вполне достаточно? У часов не бывает излишков, секунды складываются в минуты, и порой кажется, что даже не успеть сосчитать до десяти. Джим любил наручные часы как неизменный стильный аксессуар, хотя электронные давно были на верхней отметке шкалы полезности – тем с большим мазохизмом Мориарти оставался верен этой частичке консерватизма.

Четыре.

- Оу, дорогой… да у нас не так много времени. У тебя, – уточнил Джеймс и озабоченно стукнул пальцами по правому запястью, где должны были быть пресловутые часы. Не так уж претенциозно он выглядел без костюма за полторы тысячи долларов, но похолодевший тон откомпенсировал внешние изыски на сто девяносто девять процентов, – …на то, чтобы исчезнуть из моего поля зрения. А пока... – Мориарти вновь качнулся чуть вперед, опуская руки в карманы, одной интонацией остужая температуру воздуха. Теперь разница в росте не особенно задевала. - Проваливай из Лондона, Шерлок. Я буду скучать, даю слово. - Джеймс усмехнулся, отбрасывая остатки церемониала как окурок сигареты. – А ты не играй на моей территории хотя бы несколько дней. Мне ли предупреждать тебя о последствиях?

Три.

- Что ж. Рад был поболтать, - рвано дернул плечом, оглядываясь назад. – Искренне не советую задерживаться надолго - не забывай, что к тебе неровно дышит добрая половина Скотланд-Ярда. Я почти ревную, - с удивлением отметил Мориарти. – И как сказал один умный, но жадный человечек: беги, кролик. Беги.

> > 5 апреля. 20:17. Katherine's flat